— Что-то не припомню, — сказал Эрленд.
— А вот как. Тюремные врачи изъяли из тела сердце и поместили его в формалин. И сейчас, когда мы научились идентифицировать ДНК, исследователи сравнили ДНК этого сердца и ДНК одной семьи, члены которой утверждали, что происходят от французских королей. Оказалось, родственниками юного принца они никак быть не могут. А теперь задам вам вопрос — в каком году был казнен Людовик Семнадцатый?
— Не знаю.
— В 1795-м. Двести с лишним лет тому назад. Формалин, как видите, поистине уникальная жидкость.
Теперь задумался Эрленд:
— И что вам известно об Ауд?
— О, самые разнообразные вещи.
— Как ее мозг попал к вам?
— Через третьи руки. Не думаю, что нам необходимо в это углубляться.
— Из Кунсткамеры?
— Верно.
— То есть содержимое Кунсткамеры попало к вам?
— Частично. И опять советую поменять тон — у вас, повторяю, нет оснований говорить со мной, словно я преступник.
— Вам удалось установить причину смерти?
Врач посмотрел на Эрленда и пригубил еще хереса.
— Именно, — ответил он. — В медицине меня всегда больше интересовала наука, чем практика. А поскольку я заядлый коллекционер, эта моя склонность позволила, так сказать, соединить приятное с полезным. Я не вселенской величины ученый, но кое-что я сделал.
— Отчет из Кевлавикской больницы говорит лишь об опухоли мозга, не уточняя, что это именно за опухоль.
— Я видел этот отчет, разумеется, он не окончательный, его автор и не имел в виду поставить точный диагноз. Я же изучил дело более подробно, и, полагаю, у меня есть ответ на ваш вопрос, даже на несколько.
Эрленд в нетерпении подался вперед:
— И каков же он?
— Девочка умерла от наследственной болезни. Ею страдают несколько исландских семей. Болезнь эта редкая, и симптомы у нее разнообразные, так что я очень долго изучал этот вопрос, прежде чем прийти к выводу. В итоге я предположил, что, скорее всего, опухоль является симптомом нейрофиброматоза. Едва ли вы слышали о такой болезни. В ряде случаев симптомов нет вообще. И люди умирают без видимых причин. Есть также носители болезни, у которых она не проявляется. Как правило, однако, симптомы появляются, и притом весьма рано, в виде опухолей и отметин на коже.
Доктор пригубил еще.
— В отчете коллеги из Кевлавика ни о чем подобном не говорится, но я не думаю, что врач знал, куда нужно смотреть и что искать.
— Но про пятна на коже врачи матери девочки сообщили.
— Вот как, правда? Молодцы. Диагноз, однако, не так просто поставить.
— А как передается эта болезнь, от отца к дочери?
— В частности. Но генетическая передача этим не ограничивается. Представители обоих полов могут как болеть этой болезнью, так и быть лишь ее носителем. Говорят, ей болел Человек-Слон. Вы видели этот фильм?
— Нет, — сказал Эрленд.
— Иногда нейрофиброматоз приводит к обильному росту костной ткани и в результате уродует тело, что имело место в случае Человека-Слона. Но есть и ученые, которые полагают, что нейрофиброматоза у Человека-Слона не было. Впрочем, все это не имеет прямого отношения к нашему делу.
— А почему вы решили этим заняться? — перебил Эрленд доктора.
— Болезни мозга — моя специализация, — был ответ. — У девочки — один из самых интересных случаев в моей карьере. Я подробнейшим образом изучил ее историю болезни. Не слишком хорошая работа — насколько я знаю, ее лечащий врач пил, так что сами понимаете. И все же он написал в карте нечто вроде «туберкулезная инфекция мозга» — это был ключ, такой диагноз иногда фигурировал в случаях, которые затем выявлялись как случаи нашей болезни. С этого я и начал. Отчет о вскрытии тоже был не бог весть что — опухоль нашли, но исследовать не стали.
Хозяин дома встал, подошел к книжной полке, взял оттуда журнал и вручил его Эрленду.
— Не думаю, что этот язык будет вам понятен, но тут моя статья. Это очень уважаемый американский медицинский журнал.
— Вы написали об Ауд научную статью? — спросил Эрленд.
— Ауд нам очень помогла в изучении этой болезни. Она сыграла очень важную роль для науки, она — важный этап моей карьеры. Надеюсь, вы не станете снова вставать на дыбы по этому поводу.
— Стало быть, отец девочки, вероятно, был носителем этой болезни, — сказал Эрленд, стараясь как можно быстрее понять, что следует из слов доктора. — Он передал ее дочери. А если у него был сын, то мог он тоже ее унаследовать?
— Вполне, вполне. У него самого при этом симптомов может не быть, но носителем он, вероятно, является.
— И?..
— Ваша догадка верна. Если у сына отца Ауд есть дети, эти дети тоже носители болезни.
Эрленд обдумал услышанное.
— Но вам лучше поговорить заодно с людьми из Центра генетических исследований, — добавил доктор. — У них в руках — ответы на все генетические вопросы.
— Что?
— Поговорите с людьми из Центра генетических исследований. Это наша новая Кунсткамера. Они знают все ответы. В чем дело? Что у вас с лицом опять? Что вас шокирует все время? Вы что, с кем-то оттуда знакомы?
— Пока нет, — сказал Эрленд, — но, боюсь, скоро придется познакомиться.
— Хотите посмотреть на Ауд?
Эрленд не сразу понял, о чем он.
— Вы хотите сказать?..
— У меня в подвале небольшая лаборатория. Если хотите, могу вам ее показать.
Эрленд замер в нерешительности.
— Ладно, пойдемте.
Доктор встал и спустился вниз по узкой лестнице, Эрленд последовал за ним. Доктор включил свет, и из тьмы возникла начищенная до блеска медицинская лаборатория — микроскопы, компьютеры, пробирки и прочее оборудование, о назначении которого Эрленд не мог даже догадываться. Он вспомнил, что где-то прочел про одно отличительное свойство коллекционеров — они создают собственный мир. Создают вокруг себя особое пространство, выбирают в реальности какие-то вещи и превращают их в краеугольные камни своего мира, искусственного. Вот Хольберг тоже был коллекционером — у него была страсть к порнографии, из нее он построил свой личный мир, как этот доктор — из органов.