Трясина - Страница 50

— Ага, ага. Она, кажется, ну, в смысле, ее мать считала, что дочка — это ей дар божий, — сказал Эрленд. — Она ее любила, любила и до смерти, и еще сильнее после. Извини, я не хотел на тебя кричать, совсем не хотел, но пойми, когда я гляжу на твою жизнь, как наплевательски ты относишься к себе, как не бережешь себя, как не желаешь себя уважать, когда я вижу, какие травмы ты сама себе наносишь, — у меня опускаются руки. И когда я на фоне этого вижу крошечный гробик, я совсем перестаю понимать, что к чему в этом мире. Я не понимаю, что за черт здесь происходит, и я хочу…

Эрленд замолчал.

— Вышибить из меня последнее дерьмо, — закончила за отца Ева Линд.

Эрленд пожал плечами:

— Я сам не знаю, чего хочу. Может быть, лучшее — не делать вообще ничего. Пусть жизнь идет своим чередом. Может, надо обо всем забыть, уволиться к черту, заняться каким-нибудь полезным делом. Почему мне надо во все это вмешиваться? Зачем мне вся эта грязь? Вся эта мразь? Зачем мне говорить с людьми вроде Эллиди, заключать сделки с подонками вроде Эдди, наблюдать, как люди вроде Хольберга получают удовольствие от своих фокусов. Зачем мне читать отчеты об изнасилованиях, вскрывать полы домов, под которыми кишмя кишат крысы. Зачем мне выкапывать из земли детские гробы…

Эрленд все сильнее давил себе на грудь.

— Когда ты начинаешь, ты думаешь, это все ерунда, тебя это не касается. Думаешь, ты сильный, ты крепкий, ты выдержишь, чужая боль пройдет мимо тебя. Думаешь, ты закован в этакие доспехи, которые к тому же с годами будут делаться все прочнее, думаешь, что можно смотреть на всю эту мерзость издалека и жить своей жизнью, как будто то, что ты видишь на работе, — не твое дело, чужая жизнь. А вот и нет. Нет никакого «издалека», нет никаких доспехов, ты гол как сокол, и сил в тебе — шиш! Отвращение, омерзение преследует тебя с утра до ночи, тебя тошнит, ты словно одержим злым духом, который лезет тебе в душу и не оставит тебя в покое, пока ты не поверишь: эта мразь, эта мерзость — и есть жизнь, и нет никакой другой жизни. Пока ты не забудешь к черту, как живут нормальные, обыкновенные люди. Вот это мое дело нынешнее — из таких. Оно словно злой джинн, которого выпустили из бутылки, — ему вольно пытать тебя, травить тебе душу и тело, пока не упадешь замертво, пока не станешь калекой.

Эрленд тяжело вздохнул.

— Чертова трясина, вот что это такое!

Отец не стал продолжать, и Ева Линд тоже хранила молчание.

Некоторое время спустя она встала, села рядом с Эрлендом и обняла его одной рукой. Как резво, ритмично бьется у папы сердце, как капли дождя, под этот стук так хорошо засыпать! В итоге она и заснула, со счастливой улыбкой на лице.

30

На следующий день, около девяти утра, полиция и судебные эксперты собрались перед домом Хольберга. Было еще совсем темно, как обычно, шел дождь. Утреннее радио сообщило, что Рейкьявику осталось недолго до повторения рекорда по выпавшим осадкам, поставленного в октябре 1926 года.

Канализационную трубу очистили, всю насекомую и прочую живность ликвидировали. Дыра в полу была расширена, так что в нее одновременно могли пролезть два человека. Перед входом в подвал топталась группа жильцов с верхних этажей. Они собирались вызывать водопроводчиков чинить трубу и ждали разрешения полиции.

Вскоре выяснилось, что полость вокруг канализационной трубы не очень большого объема, всего около трех квадратных метров, и не имеет выходов — грунт просел не под всем полом. Труба треснула в том же месте, что и много лет назад; старая пайка хорошо видна, и земля под трубой отличается от той, что вокруг. Эксперты обсуждали, не стоит ли расширить дыру еще и не удалить ли весь грунт, пока не станет ясно, что на самом деле происходит под полом.

Обсудив возможные действия, эксперты решили, что пол треснет, если удалить весь грунт целиком, поэтому лучше просверлить еще несколько отверстий тут и там и воспользоваться мини-камерами.

Сигурд Оли стоял поодаль, пока эксперты сверлили дыры в полу, запускали туда камеры и настраивали два монитора. Камеры были совсем маленькие — этакие узенькие трубки на шарнирах и с лампой на конце; их можно было поворачивать в разные стороны с помощью дистанционного управления. Эксперты находили места, где из-под пола раздавался гулкий звук, сверлили там дырки, запускали в них камеры и смотрели, что показывают мониторы.

На мониторах была черно-белая и, с точки зрения Сигурда Оли, весьма низкокачественная картинка. Уж он-то знает, что такое качество — у него дома немецкий телевизор за целых полмиллиона крон.

Эрленд приехал на место, когда все камеры были установлены и можно было начинать осмотр подпола, вскоре после него появилась и Элинборг. Сигурд Оли заметил, что босс сегодня брит и одет в чистое, да что там, кажется, его одежду даже погладили. Невероятно!

— Ну как дела? — спросил Эрленд, зажигая сигарету.

— Сейчас включат камеры и будут смотреть, — сказал Сигурд Оли. — Мы можем присоединиться — вон там экраны, все как по телику.

— В канализации ничего не нашли? — Эрленд со смаком втянул дым.

— Почему же. Миллионы жучков и крыс.

— Боже, какая чудовищная вонь, — поморщилась Элинборг и вынула из сумочки наодеколоненный носовой платок. Эрленд предложил ей сигарету, она отказалась.

— Хольберг мог запихнуть Гретара под пол через дыру, которую проделал водопроводчик, — сказал Эрленд. — Идея могла прийти ему в голову, когда он понял, что под полом есть пустое место, а после того, как он запихнул туда Гретара, он мог лопатой прикопать его, благо земли тут полно.